Название эпизода: FB. Однажды под луной
Действующие лица: Ren Kouen, Ren Gyokuen
Время и место: Спустя 3 дня после того, как Рен Гёкуэн объявили Императором. Большой императорский дворец, покои принца Коэна. Полночь.
Описание ситуации: Поздно ночью, при свете луны, новый император приходит в покои своего пасынка. Похоже, ей есть что сказать и лучше, если это останется в тайне от придворных и слуг.
FB. Однажды под луной
Сообщений 1 страница 4 из 4
Поделиться12014-09-03 21:48:49
Поделиться22014-09-04 21:56:55
Внешний вид: Традиционный, белый, спальный халат. На голове нет привычной шпильки. Сосуды джиннов находятся рядом.
Тусклая лампада дрожала, и в ее мрачном свете вязь писмен сливалась в одну сплошную линию. Коэн устало потер глаза и вновь припомнил события трехдневной давности. Они все еще не давали ему покоя, хотя он уже решил, как будет действовать дальше.
“По своей ли воле отец составил это завещание?” - задал себе вопрос Коэн и поднялся из-за стола.
Толстый свиток аккуратно лег на ромбовидные полки и первый принц империи, – несостоявшийся император, – начал готовиться ко сну. Он знал, что это была отнюдь не воля отца. Или, по крайней мере, не его разумная воля. Ведь подобное решение могло ввергнуть империю в пучину кровных междоусобиц. Коэн помнил как горели глаза Хакурю, когда он произносил шокировавшие всех слова “Императрица, займите трон. Он ваш по праву!”
“Ребенок, не более”, - с чувством легкого раздражения Коэн стянул в себя шан и повесил его на деревянную перекладину, служившую вешалом для его домашних одежд.
Вслед за поясом последовал верхний халат и принц остался в одном исподнем – светлые льняные одежды, отличавшиеся от верхних лишь толщиной и мягкостью ткани. Столь же мягкие как и простыня на аскетически жестоком матрасе первого принца.
Он лег на спину, удобно устроился и воззрился на потолок. Во всех покоях осталась гореть лишь одна лампада. Скрытая куполом из пурпурного стекла, она смягчала свет и отбрасывала причудливые блики. В их мерцании по комнате ползли и множились замысловатые тени.
Между бровей принца залегла глубокая складка. Он был привычно серьезен, и даже отходя ко сну был отягощен думами. Они были столь же мрачные, как и его покои - тишина и темнота.
Лишь только тонкий луч серебристого лунного света проникал сквозь неплотно закрытие ставни и ложился на пол, но так и не дотягивался до кровати Коэна. Он истончался и совсем пропадал у деревянного подиума, на котором лежал тот самый тонкий матрас, служивший принцу постелью. Яркие сетчатые шторы балдахина расходились в стороны, не скрывая покоящейся на кровати фигуры – Коэн никогда не задергивал их, и если бы не балдахин, с трудом можно было сказать, что это комната знатной особы. Сложно было представить, что здесь думаются великие думы и решается судьба целого народа или даже народов.
Коэн закрыл глаза.
Он еще долго лежал в тишине, вспоминая возмущение, охватившее дворец, в тот момент как жрецы зачитали завещание его отца, но когда минул час крысы и вступил в свои права час быка, принц наконец-то заснул.
Поделиться32014-09-06 12:54:31
Внешний вид: лёгкая накидка розового цвета, из под которой виднеется белоснежная нательная рубашка с широкими рукавами. Неизменные косы. Головной убор отсутствует.
Приближается ночь. Императрица, отрицая установленные правила и режимы, ни на минуту не задумывается о погружении в сон - она размышляет о событиях последних дней, пока самые близкие слуги меняют на ней одежды, причём не в последний раз за сегодня: ещё много дел предстоит выполнить.
Рен Гёкуэн вот уже несколько дней восседает на троне, и его ножки до сих пор не пошатнулись, впрочем, ничего подобного и не приключится в будущем. Организация продолжает свою деятельность, и всё идёт своим чередом. Мир постепенно катится в Бездну, но посланнице воли Божьей нужна поддержка. Члены Аль-Сармен – марионетки, лишь исполнители приказов, а груз, что некогда был взвален на плечи Гёкуэн, слишком велик, чтобы нести его в одиночку, и всё же та, кто была прозвана собственным же ребёнком Ведьмой, не жалея себя, ещё и место императора, а именно человека с воистину неограниченными возможностями, поспешила занять. Всё во имя великой цели.
Но если посмотреть на ситуацию с другой стороны…
Тот, у кого престол был вырван из рук, действительно мог бы стать отличным правителем, и слава империя Коу при нём разрасталась бы с огромной мощью, но что такое величие одной страны, пусть и ставшей несколько даже родной, по сравнению с возрождением самого Бога? Забывая о собственных чувствах, Гёкуэн не могла поступить иначе, кроме как лишить первого принца мечты. Но заставить его действовать по её правилам … Всё в этом мире возможно, но какую цену придётся заплатить?
Не считая нужным уделять внимание внешнему миру, Ведьма раздумывала о чём-то своём, пока чьи-то отточенные мастерством руки расплетали тугие косы, позволяя чёрным волосам широкой волной упасть на спину императрице. Минутное облегчение и избавление от внушительной тяжести – даже Ведьма, погрузившаяся глубоко в себя, почувствовала это. Но несколько быстрых движений поспешно исправили ситуацию: голову Гёкуэн вновь увенчала более воздушная и лёгкая аккуратная причёска, на сей раз уже не отягчённая привычным головным убором, что украшен золотом.
В одно мгновение особе, терпеливо проходящей через все ритуалы переодевания, чертовски это надоело, тем более, что всё уже почти готово. Взмахнув рукой, Рен Гёкуэн прогнала от себя прислужниц, резко встала и направилась к выходу. Нельзя более оттягивать, пришло время решительных действий, и вот, величественная фигура покинула личные покои императрицы да вышла в коридор.
Путь предстоит недолгий, но тяжёлый. Ведьма не имеет права на провал, однако у неё, «благородной вдовы», что держит под контролем целую страну, нет никакого способа воздействия на собственного сына, пусть и неродного. Как же начинать игру, не имея козыря в рукаве?.. Впрочем, это неправда. Императрица знает, как извлечь пользу из самой неблагоприятной ситуации и что следует делать в случае неудачи.
А вот и дверь, что ведёт в покои первого принца. О верных охранниках уже позаботились жрецы, так что Гёкуэн достаточно было лишь вытянуть вперёд руку, чтобы специально для неё открытые двери подались внутрь и пустили в комнату ночную гостью – именно это и произошло, после чего императрица, окутанная тьмой, без какого-либо зазрения совести или стыда подошла прямо к спящему принцу и присела рядом. Тут же сосредоточенно-задумчивое выражение лица коварной посягательницы на чужое пространство сменилось расслабленным довольством. И, конечно же, улыбка, заботливая и нежная, истинно материнская.
Коэн изрядно потрудился за сегодняшний день и сейчас, глубоко погружённый в сон, не смог заметить незваного гостя. А что сама недоброжелательница? Она положила холодную руку на лицо принца и сладко-сладко прошептала: «Вставай, сын мой».
Гёкуэн не способна узнать, о чём думает этот человек, но некоторые вещи в отношении него, пусть и не совершенно точно являются таковыми, но всё же кажутся очевидными: за последнее время даже звуки голоса женщины, узурпировавшей трон, стали ему до дрожи неприятны, если не омерзительны.
Поделиться42014-09-15 23:11:53
Сон военного всегда чуток, даже если он принц и находится во дворце, в своих собственных покоях. Но не шорох длинных одежд, скользивших по полу за императрицей, потревожил сон Коэна, а внутренне предчувствие, что приближается что-то. Что-то опасное. Граница между сном и явью истончилась, и пусть все еще дремлющий, первый принц поневоле прислушивался к происходящему. Но, как это часто бывает во сне, звуки реальности смешались с туманными видениями, в которых шуршали пурпурные одежды его родной матери. Теплый и спокойный сон, наполненный светлыми, детскими воспоминаниями, заволокло мрачными тучами приближающейся беды, которую он предчувствовал.
– Вставай, сын мой, - сладкий шепот нарушил тишину, и Коэн открыл глаза. У его кровати сидела императрица.
Он не дернулся и не выказал никакого удивления, хотя появление ее величества в его покоях столь поздним часом можно было считать чем-то из ряда вон выходящим, нарушающим дворцовые правила приличия – пусть он сын, но все же... Если бы кто-то увидел Гёкуэн у него сейчас, по дворцу непременно пошли бы различные толки. Но Коэн лишь скосил взгляд на лежавшие неподалеку сосуды джиннов и вновь перевел его на императрицу.
Она уже не была той женщиной, которая в детские годы казалась Коэну истинным воплощением добродетели. Теперь он знал ее гораздо лучше, чтобы за ласковой улыбкой и медовыми речами распознать ловкое притворство. В ее глазах и прикосновениях не было того тепла, которого ему бы хотелось. Ее тонкие белые пальцы еще совсем недавно ласкали его отца, а теперь касались его щеки.
Коэн накрыл холодную ладонь Гёкуэн своей ладонью и произнес:
– Государыня.
Это было и приветствие и вопрос – отчего ее величество императрица так поздно посетила своего сына? Неужели что-то случилось? Но Коэн ничего не сказал. Он хранил молчание и щурился так, как если бы в полумраке комнаты ему светили в глаза фонарем.
Он убрал холодную ладонь со своей щеки и приподнялся на локте, но полностью выпрямиться и сесть на кровати ему мешала находившаяся совсем рядом мачеха.
Коэн недовольно нахмурился.